Л. Е. БАЛАШОВ

О ПРАКТИЧЕСКОЙ ФИЛОСОФИИ (СОФОЛОГИИ)

ОГЛАВЛЕНИЕ

I. ВВЕДЕНИЕ В ПРАКТИЧЕСКУЮ ФИЛОСОФИЮ (СОФОЛОГИЮ) 1

1. Что такое практическая философия (софология)?. 1

2. Зачем нужна практическая философия? Аргументы в пользу введения института практических философов. 5

3. Цели работы (консультирования-беседы) практического философа (софолога) 12

4. Методы и формы работы практического философа (софолога) 12

5. Правила поведения философа в ситуации консультирования-собеседования. 14

6. Темы для философского консультирования, беседы-обсуждения. 15

7. Организация работы практических философов (софологов). Центры практической философии (софологии) 17

II. ПРАКТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МЫСЛИ.. 18

Семь греческих мудрецов (7-6 в.в. до н. э). 18

Софисты.. 18

Сократ. 20

Платон. 21

Цицерон. 24

Сенека. 25

Алкиной (Альбин). Учебник платоновской философии. 26

Боэций. Утешение Философией. (524 г.) 27

М. Монтень. 29

Ф. Бэкон. 30

И. Кант. 30

Гегель о практической философии. 32

А. Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости (1851 г.) 35

Дейл Карнеги (1888-1955) 39

 

I. ВВЕДЕНИЕ В ПРАКТИЧЕСКУЮ ФИЛОСОФИЮ (СОФОЛОГИЮ)

1. Что такое практическая философия (софология)?

Значимость практической философии вытекает из того фундаментального факта, что мысль может непосредственно влиять на действие: либо побуждать человека к действию, либо, напротив, тормозить, останавливать действие, отвращать от него. Цель практической философии: побуждать с помощью мысли к правильным, хорошим действиям и отвращать от ошибочных, плохих действий.

Нужно иметь в виду, что практическая философия не то же самое, что практическая роль философии. Философия в целом оказывает определенное практическое воздействие на жизнь людей. И большей частью опосредованно, через науку, изобретательство, политику, экономику, искусство, литературу. Практическая философия — это та часть философии, которая пытается непосредственно влиять на жизнь людей, через философские тексты и речи, через живое общение философов с людьми.

Практической философией в точном смысле слова, профессионально занимались немногие: некоторые софисты в Древней Греции и некоторые философы, использовавшие философскую аргументацию в своих индивидуальных и коллективных беседах для тех или иных практических целей.

В широком смысле к практической философии относят тексты и речи разных авторов, содержащие философскую аргументацию, мысли о жизни, человеке, об отношении к миру, обращенные ко всем людям и имеющие практический смысл, побуждающие к действию или отвращающие от него. Эти тексты и речи, как правило, не носят характер исследования, а содержат рассуждения, отдельные мысли и рекомендации... В этом втором значении “практическая философия” имеет богатую историю и традиции. Многие философы прошлого оставили тексты, имеющие практически-философский смысл. И не только философы, а и другие писатели: беллетристы, ученые, историки, психологи, политики и т. д.

К сожалению, практическая философия (в своем основном значении) пребывает еще в зачаточном состоянии. Общество только сейчас начинает осознавать, что философия может непосредственно (без посредников разного рода) влиять на дела и судьбы людей, что философы могут работать с людьми — подобно психологам, психоаналитикам, врачам, священникам.

Под практической философией нередко понимается раздел философии, посвященный человеческим делам, нацеленным на достижение блага. Так понимали ее многие философы, в том числе Гегель (см. ниже).

С нашей точки зрения, не совсем точно называть практической философией лишь рефлексию блага, практического действия. По большому счету практическая философия отличается от философии вообще не столько своим содержанием-предметом, сколько своей “способностью” непосредственно влиять на мысли и дела людей.

Такую философию лучше обозначать специальным термином. Предлагаю называть ее софологией (от греч. sophos – мудрость и logos – слово, учение), а практического философа — софологом.

Конечно, люди (нефилософы) чаще всего обращаются к тем разделам философии, которые интересны им в житейском, утилитарно-узко-практическом плане. Но это не значит, что им совсем неинтересны другие разделы философии. Например, разве им неинтересны мировоззренческие вопросы и разве эти вопросы, вернее ответы на них, не влияют на поведение людей? Влияют да еще как! А разве им безразлично то, как они думают? Нет, конечно! Любой, даже самый абстрактный (далекий от тех или иных практических дел), философский вопрос может быть интересен нефилософу. Как мы уже говорили, в точном смысле практическая философия — это философия, которая осуществляет непосредственную связь философии с жизнью, с нефилософией. А софолог, практический философ — это философ, который способен и умеет налаживать связь с нефилософом, который через умную беседу с ним может влиять на его мысли и дела. В роли практического философа (софолога) может оказаться любой философ, если он хоть раз продуктивно и именно как философ беседовал с нефилософом. Практическая философия может стать профессией философа, если последний наладит постоянное живое общение с нефилософами и будет за это получать вознаграждение...

В свете сказанного становится ясным, что практическая и житейская философия — не одно и тоже. Последняя лишь часть первой. Житейская философия — это философия повседневной, обычной жизни человека. Она далека от фундаментальных — мировоззренческих, человековедческих и методологических — вопросов.

Итак, практическая философия (софология) — это философия, имеющая целью воздействовать на людей силой мысли через посредство слова, убеждения — в процессе живого общения (консультации-беседы, собеседования, дискуссии, анализа конкретной ситуации). А практический философ (софолог) — это философ, который организует службу консультирования-собеседования-исповедания. Его задача: консультирование и собеседование по основным вопросам жизни, развития, любви, творчества, здоровья.

Перед нами, философами, стоит поистине историческая задача: создать институт практических философов, софологов, создать моду на них, как уже создана мода на психологов.

2. Зачем нужна практическая философия? Аргументы в пользу введения института практических философов.

 

1. Философ, в отличие от представителей других профессий (психологов, врачей, юристов, сексологов, священников и т.д.), целостно рассматривает человека, во всех его жизненных проявлениях. Именно он способен разговаривать с человеком как с человеком, учитывать все аспекты человеческого бытия-опыта и как бы дирижировать всем инструментарием воздействий на человека. Психолог-психоаналитик ищет решение человеческих проблем в психике, врач — в восстановлении здоровья, юрист — в эффективном использовании законодательства и т.д. Лишь философ может оценить, какое средство следует использовать в тех или иных ситуациях. И именно он может предложить комплексное использование различных средств, т. е. координировать-дирижировать.

(О человеке говорят и пишут многие: писатели, ученые разных специальностей, религиозные деятели, философы... Писатели-художники изображают человека исключительно с субъективной стороны. Ученые исследуют его как объект. Они — объективисты. Религиозные деятели говорят и пишут о человеке лишь в связи со своей верой в сверхъестественное; для них человек — деятель-субъект постольку, поскольку воплощает, реализует потустороннее, надчеловеческое начало. Это всё односторонние точки зрения.

Лишь философу по плечу всеохватный взгляд на человека. Для него человек — и субъект, и объект, и един, и неедин, и “я”, и “мы”, и индивид, и человеческий род. Такой взгляд на человека обусловлен спецификой философа как универсального мыслителя.

Конечно, и философы могут специализироваться и быть ограниченными в своих предпочтениях. Тем не менее, по сравнению с другими “человековедами” они в большей степени ориентированы на универсализм во взгляде на человека. По крайней мере, именно среди них встречаются мыслители, которые стремятся к этому универсализму. Перефразируя известное утверждение Пико делла Мирандолы “кто не философ, тот не человек”, скажем: именно философ и только философ может полноценно ответить на вопрос “что такое человек?”.)

2. Кроме того, философ располагает таким средством решения человеческих проблем, каким не располагает профессионально ни один представитель какой-либо другой человечески-ориентированной деятельности. Этим средством является мысль. Профессиональный философ — это человек, сделавший мышление (рассуждение, аргументацию, убеждение, критику) своей профессией. И именно он, только он, может профессионально использовать мысль-мышление в качестве средства воздействия на человека для решения его проблем.

3. Нужно иметь в виду, что философия незримо присутствует в сознании людей, хотят они этого или нет. Люди так или иначе обсуждают философские проблемы, не называя их философскими. Эти обсуждения большей частью неквалифицированные и невежественные. Целое море псевдофилософских рассуждений можно встретить в теле- и радиопередачах, в кинофильмах, в книгах, газетах и журналах. Кроме того, многие специалисты-человековеды (психологи, врачи, юристы, священники и т.д.) помимо сугубо профессиональных разговоров и рекомендаций ведут со своими клиентами чисто философские беседы и дают советы философского характера. Они работают, по существу, на поле практической философии. Естественно, что все эти обсуждения и рекомендации в большинстве случаев оставляют желать лучшего. А где же мы, философы-профессионалы? — У нас либо междусобойчик (вращаемся в узком кругу своих коллег), либо преподаем философию. Весь огромный мир живой, житейской, практической, естественной философии остается за бортом нашего внимания, понимания, наших интересов. Так давайте же переломим эту ситуацию, пойдем в народ, будем непосредственно работать с людьми, вместе с ними решать их фундаментальные вопросы жизни. Не с массами, не с аудиторией (как в случае со студентами или читателями), а с каждым желающим индивидуально! Суть практической философии (софологии) именно в этом: в эксклюзивности, в адресности, в индивидуальном подходе. А. В. Соколов еще в 1988 г. писал: “Для того, чтобы продемонстрировать практическую полезность, философия должна дать отвечающий потребностям индивидуальной повседневной практики продукт. Таким продуктом может служить “практическая философия”. Философия может быть полезной человеку как жизнеучение, как мудрость. В этой своей функции она в состоянии успешно конкурировать с религией, также выступающей по отношению к индивиду как жизнеучение. Философия способна дать жизненную мудрость, рационально обоснованную, вытекающую из теоретического мировоззрения, в то время как религиозное жизнеучение опирается на иррационально воспринятое антропоморфное, мифологическое мировоззрение.

Значительным недостатком современного этапа развития философии в СССР как раз и является отсутствие в ней такой “практической философии”, которая соответствовала бы запросам повседневной практики человека.” (См.: Характер и способы связи философии с жизнью. [Тезисы к научной конференции]. М., 1988. С. 61-62.)

4. Некоторые философы считают, что философия не должна снисходить до отдельного человека. Вот что, например, писал О.Г. Дробницкий: “Философия... в силу предельной общности решаемых ею вопросов не может претендовать на то, чтобы быть повседневным наставником человека в частных житейских ситуациях. Рассмотрение проблем бытия в масштабах человечества, истории, входящее в задачу философии, не следует дедуцировать на конкретные обстоятельства, выводя решения на все случаи жизни. В обыденных ситуациях человек не рассуждает как философ, и не потому только, что невозможно поднять мирское сознание каждого до уровня предельных абстракций, а потому, что жизненная позиция индивида в перипетиях личного опыта не всегда может быть непосредственно выведена из его мировоззрения. Попытки во всех случаях устанавливать такую строгую зависимость могут привести лишь к педантичному доктринерству, опошляющему само понятие философии.” (См.: сб. “Наука и нравственность”, М., 1971. С. 290-291).

Такой взгляд на философию обусловлен, с одной стороны, ее пониманием как очень далекой от конкретного человека, а, с другой, пониманием проблем конкретного человека как ничтожных для философии. В том и другом случае мы имеем дело со своеобразным философским платонизмом, т.е. с абсолютизацией общего-всеобщего и недооценкой единичного, отдельного, специфического. Да, действительно, философия занимается вопросами предельной общности. Но ведь и каждый отдельный человек задумывается над подобными вопросами. Нет общего без отдельного, единичного, как нет и единичного без общего. Любой самый фундаментальный вопрос перипетиен, ситуативен, зависит от конкретной жизни конкретного человека, от его особенностей и особенностей его жизни. И, наоборот, любая конкретная жизненнозначимая проблема тысячами нитей связана с решением общих вопросов. Задача практического философа: постоянно высвечивать, проявлять эту связь общего и отдельного, связь фундаментальных философских и конкретных жизненных вопросов. Здесь можно провести параллель между практическим философом и судьей. Судья занимается тем, что сопоставляет конкретные данные по делу с нормами права и на основе этого принимает решение. И философ, консультирующий, ведущий беседу, должен не просто подводить частное под общее, а установить (найти-рассмотреть-оценить) связь частного с общим. (Здесь на ум приходит кантовская “способность суждения”. Вот что писал о ней А. Гулыга: “Если рассудок устанавливает правила, то способность суждения дает уменье пользоваться этими правилами в каждом отдельном случае; фактически это ум, смекалка. Судье, скажем, мало знать законы; если он их формально применяет, то может получиться “верно, да скверно”, судить надо с умом, учитывая все обстоятельства дела. В фольклере зафиксирован образ простофили, который действует стандартно, а поэтому постоянно попадает впросак. Кант сказал бы, что у простака не хватает определяющей способности суждения, так он называл уменье применить общее к частному” — А. Гулыга. Кант. М., 1977. С. 177.

В самом деле, любую мысль, любую идею можно скомпроментировать, опорочить, если подать его не ко времени и не к месту. Искусство практического философа должно заключаться в том, чтобы общие идеи-мысли находили отклик в душе человека и чтобы при их “заземлении” не было “короткого замыкания”, но шел ток конкретной мысли в голове конкретного человека.

5. Контакт философа-профессинала с нефилософом до сих ограничен либо преподаванием философии, либо через философские тексты, либо устными выступлениями перед той или иной аудиторией, либо немногочисленными общениями на разных форумах (конференциях, семинарах, симпозиумах и т. п.). В одних случаях контакт односторонен, в других размыт в разных коллективных общениях. По-настоящему общение философа с нефилософом возможно лишь в индивидуальной живой беседе, специально для этого предназначенной. Безусловно прав был Платон, когда указывал на недостаточность философских текстов и необходимость живого контакта философа с нефилософом. В “Федре” он писал:

“В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их — они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят, как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же. Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде — и у людей понимающих, и, равным образом, у тем, кому вовсе не подобает читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же не способно защититься, ни себе помочь...

Что же, не взглянуть ли нам, как возникает другое сочинение, родной брат первого, и насколько он по своей природе лучше того и могущественнее?

(...) Это то сочинение, которое по мере приобретения знаний пишется в душе обучающегося; оно способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать.

— Ты говоришь о живой и одушевленной речи знающего человека, отображением которой справедливо можно назвать письменную речь?

— Совершенно верно.

(...) еще лучше (писания текстов — Л.Б.), по-моему, станут такие занятия, если пользоваться искусством диалектики: взяв подходящую душу, такой человек со знанием дела насаждает и сеет в ней речи, способные помочь и самим себе и сеятелю, ибо они не бесплодны, в них есть семя, которое родит новые речи в душах других людей, способные сделать это семя навеки бессмертным, а его обладателя счастливым настолько, насколько может быть человек (курсив мой — Л.Б.).” (274B-277А)

Вот как комментирует эти слова Платона Т.В.Васильева: “Литературное произведение отрывается от своего создателя, предоставленное всем и каждому, оно не может защищаться от дурного читателя и не может прибавить ни слова к написанному для читателя благодарного, но недалекого: ему надо бы помочь разрешить возникшее недоумение — но текст способен лишь еще и еще раз повторить то, что уже сказал. Живая беседа совершеннее — собеседник перед тобой, ты видишь его и можешь к нему приноровиться, все недоумения можно разрешить по ходу беседы — что усвоено в процессе такой самостоятельной работы в живом собеседовании, то врезается в память прочно, а главное, начинает порождать в душе слушателя способность к внутреннему собеседованию с самим собой — таков смысл речи Сократа” (Т.В.Васильева. Афинская школа философии. М., 1985. С. 109).

К сказанному Т.В.Васильевой добавим, что живая беседа важна не только для собеседника философа, но и для самого философа (на что справедливо указывает Платон). В ней философ черпает новую информацию, новые мысли и идеи, заряжается творческой энергией, как это происходит у артиста, выступающего перед живой аудиторией.

6. Введением института практических философов возрождается хорошая древняя традиция. В античную эпоху уже был подобный институт практических философов. Это софисты, учителя мудрости, учителя жизни. Среди них были, правда, и такие, кто учил лжемудрости, пустословию, софистике. Тем не менее, изначально в деятельности софистов было рациональное зерно. Своими беседами и мудрыми советами они реально помогали людям.

3. Цели работы (консультирования-беседы) практического философа (софолога)

1. Прояснение смысла жизни.

2. Содействие в поисках жизненно важных ответов (куда идти? что делать? какой путь выбрать? что такое добро?).

3. Создание интеллектуальных предпосылок для выхода из конфликтных ситуаций (житейских, профессиональных, творческих, любовных, семейных...).

4. Философская терапия (утешение и лечение философией).

5. Профилактика (предупреждение) возможных ошибочных решений, аморальных поступков, преступлений, суицида.

4. Методы и формы работы практического философа (софолога)

 

1. Философское консультирование (вопросы и ответы).

2. Беседа, дискуссия, диалог.

3. Анализ конкретных ситуаций.

4. Разговор по душам (дать возможность высказать всё накопившееся-наболевшее, сверить свои мысли с мыслями философов, ликвидировать или минимизировать пробелы, белые пятна в понимании себя и других).

5. Откровенный разговор (с обязательным условием сохранения тайны)

6. Практические советы, разъяснения, аргументация, убеждение, критика.

 

Основные методы обсуждения проблем: метод антитез и метод альтернатив/вариантов.

 

При использовании метода антитез выдвигается тезис (философом или собеседником); излагаются аргументы за и против тезиса; окончательный вывод предоставляется собеседнику.

При использовании метода альтернатив/вариантов выдвигаются разные альтернативы ответа на вопрос или варианты решения проблемы; затем эти альтернативы/варианты обсуждаются; окончательный выбор альтернативы/варианта предоставляется собеседнику.

 

Могут быть использованы и такие методы:

1) метод рассказа-лекции (философ активен — собеседник пассивен);

2) метод выслушивания-исповеди (философ пассивен — собеседник активен);

3) смешанный метод лекции-выслушивания (попеременная активность философа и собеседника).

Эти методы можно назвать методами повествования. Их цель — дать человеку выговориться-исповедаться или утолить его любознательность, ликвидировать переживаемый им информационный голод.

Методы повествования не являются такими эффективными, как методы антитез/альтернатив/вариантов. Тем не менее, они могут быть использованы, если собеседник предпочитает повествовательный стиль беседы рассуждению-аргументации-анализу.

 

Кроме указанных методов весьма эффективным является метод вопросов и ответов. Вопросы могут задаваться как философом, так и собеседником.

 

Практический философ должен быть всесторонне образованным, многое знать и уметь, быть в хорошем смысле всезнайкой и всеумейкой. Конкретно, в ситуации консультирования-собеседования он должен быть немного психологом, немного врачом, немного артистом, немного тренером и т. д. Это нужно ему прежде всего для того, чтобы он мог выполнять функции координатора-дирижера в тех случаях, когда клиент нуждается не только в его услугах, но и в услугах других специалистов.

 

5. Правила поведения философа в ситуации консультирования-собеседования

 

1. Максимум уважительного отношения к клиенту.

2. Конфиденциальность беседы, безусловная тайна исповеди.

3. Соблюдение принципа “не навреди”.

6. Темы для философского консультирования, беседы-обсуждения

Общие темы:

Что такое жизнь?

Смысл жизни. В чем он?

Цель жизни.

Жизнь, смерть, бессмертие.

Оптимизм и пессимизм.

Исповедь (потребность высказаться, излить душу).

Человеческое счастье. В чем оно?

Любовь.

Проблемы брака и семьи.

Проблема выбора профессии (для вступающих во взрослую жизнь)

Профессиональная деятельность. Творчество.

Проблема общения.

Правила поведения в обществе. Этические проблемы.

Золотое правило поведения.

Добро и зло. Что считать добром, а что злом.

Правила хорошего тона, культура поведения, этикет.

Здоровье и болезни. Предупреждение заболеваний.

Образ жизни, развитие, активное долголетие.

Физическая культура в жизни человека.

Самосовершенствование.

Как мы думаем?

Как развивать мышление?

Как научиться искусству рассуждения, аргументации?

Как развить интуицию?

Как устроен мир? Мировоззренческие вопросы.

Знание и вера.

Сомнения в религиозной вере.

Человеческие предрассудки, заблуждения. Как их распознавать?

Что может дать философ? Какова роль философии в жизни людей?

Специальные темы:

Проблема воспитания детей.

Проблема взаимоотношения родителей и детей.

Проблема выхода из конфликтных ситуаций.

Проблема несчастной, безответной любви.

Проблема супружеской неверности.

Решение профессиональных, творческих задач.

Преодоление творческих кризисов.

Проблема алкоголизма.

Проблема наркомании.

Проблема суицида (самоубийства).

Утешение философией (в ситуациях человеческого несчастья — потери близких, калечения-инвалидности, тяжелой или смертельной болезни, катастроф и т. д.).

7. Организация работы практических философов (софологов). Центры практической философии (софологии)

Практические философы могут работать как индивидуально, так и объединяться с другими, организуя для этого центры практической философии (софологии).

Условия работы практического философа могут быть самые разные: от приема клиента в офисе до общения в неформальной обстановке (на прогулке, при посещении музея, выставки, театра, концерта), в домашней обстановке, в путешествии, за трапезой и т. д.)

В перспективе следует создать ассоциацию практических философов (софологов) и выработать правила приема в ассоциацию. Такая ассоциация могла бы выполнять функции, аналогичные функциям коллегии адвокатов. Это нужно прежде всего для того, чтобы создать заслон для проникновения в практическую философию (софологию) шарлатанов и дилетантов. Безусловно, к работе практических философов должны допускаться только дипломированные философы (имеющие диплом высшего учебного заведения по специальности “философия” или диплом кандидата [доктора] философских наук). В идеале практические философы (софологи) должны иметь специальную подготовку, т. е. помимо общего философского образования они должны получать специальное образование именно как практические философы (софологи).

 

II. ПРАКТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ В ИСТОРИИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ МЫСЛИ

 Выше было сказано, что практическая философия имеет богатую литературную историю и традиции. Многие философы прошлого оставили тексты, отражающие опыт практического философствования или имеющие практически-философский смысл. В духе практической философии говорили и писали Конфуций, античные философы, М. Монтень, Ф. Бэкон, Б. Паскаль, А. Шопенгауэр, Л. Толстой, У. Джеймс... К произведениям практической философии можно, в известном смысле, отнести книги американца Дейла Карнеги и нашего Владимира Леви. Рассмотрим некоторые имена и вехи.

Семь греческих мудрецов (7-6 в.в. до н. э).

От них дошел целый свод житейской мудрости в виде 128 коротких мыслей-речений. Среди них — одна из первых формулировок золотого правила поведения: “что возмущает тебя в ближнем — того не делай сам”. По свидетельству Платона, сойдясь вместе, эти мудрецы посвятили их как начаток мудрости Аполлону, в его храме в Дельфах, начертав на стене храма то, что все повторяют (прославляют): “Знай самого себя” и “Ничего слишком [сверх меры]” (Протагор, 343 а).

Софисты

 

Софисты — первые философы, которые стали работать как практические философы. Правда, главное их дело было — обучать молодежь. Тем не менее, они вели беседы и с взрослыми людьми, консультировали их по вопросам практической философии. Б. Рассел писал: “Слово “софист” не имело вначале отрицательного значения. По смыслу оно было равнозначно слову “преподаватель”. Софистом был человек, который добывал средства к существованию, передавая молодым людям определенные знания, которые, как тогда думали, могли быть им полезны в практической жизни” (с. 85).

Протагор “учил за вознаграждение “всякого, кто жаждал практического успеха и более высокой духовной культуры” (E.Zeller). Платон протестовал против практики софистов получать деньги за обучение, отчасти с позиций сноба (по современным понятиям). Сам Платон обладал вполне достаточными средствами и поэтому был неспособен, по-видимому, понять нужды тех, кто не имел хорошего состояния...

Есть, однако, другой пункт, в котором софисты отличатся от большинства современных им философов. Обычно каждый учитель, за исключением софистов, основывал школу, которая обладала некоторыми признаками братства, с большей или меньшей степенью общности жизни (часто — нечто аналогичное монашеской жизни) и, как правило, с эзотерической доктриной, которую не проповедовал публике. Все это было естественно там, где философия возникла из орфизма. Среди софистов ничего подобного не было. То, чему они учили, в их представлении не было связано с религией или моралью. Они учили искусству спора и давали столько знаний, сколько было для этого необходимо. Вообще говоря, они могли, подобно современным адвокатам, показать, как защищать или оспаривать то или иное мнение, и не заботились о том, чтобы защищать свои собственные выводы” (История западной философии, т. 1, с. 88-89).

Нерсесянц: “В платоновском диалоге “Протагор” (341) Сократ даже называет себя “учеником” софиста Продика, у которого он за драхму выслушал урок. Занятие это, видимо, было кратким, поскольку за полное обучение Продик брал 500 драхм (см.: Платон. Кратил, 384 b). В зрелом возрасте Сократ посылал к этому учителю мудрости некоторых своих слушателей, не отличавшихся особой одаренностью.” (В.С. Нерсесянц. Сократ, с. 13).

 

Сократ

 

Сократ (469-399 гг до н. э.) — одна из самых ярких фигур в истории философии. Многие считают его образцом, олицетворением философа. Он не записывал свои мысли, а выступал-беседовал на улицах и площадях Афин. У него было много учеников. Самый знаменитый —Платон.

Сократ, как и софисты, выступал не только в роли преподавателя, учителя мудрости, но и в роли практического философа. Сама его манера философствования была не учительство, не проповедничество, а диалог, беседа, разговор равных. Он не столько поучал собеседника, сколько вместе с ним отыскивал истину.

Как истинно практический философ Сократ интересовался исключительно человеческими проблемами; высшая задача философии не теоретическая, а практическая — искусство жить. С точки зрения философа строение мира, природа вещей непознаваема; знать мы можем только самих себя. Это свое понимание он выразил формулой “Познай самого себя”. Знание, по Сократу, есть мысль, понятие об общем. Раскрываются понятия через определения, а обобщаются через индукцию. Сам Сократ дал образцы определения и обобщения этических понятий (например, доблести, справедливости). Определению понятия предшествовала беседа, в ходе которой собеседник рядом последовательных вопросов изобличается в противоречиях. Раскрытием противоречий устраняется мнимое знание, а беспокойство, в которое при этом ввергается ум, побуждает мысль к поискам подлинной истины. Свои приемы исследования Сократ сравнивал с искусством повивальной бабки (“майевтикой”), а его метод вопросов, предполагающий критическое отношение к догматическим утверждениям, получил название сократовской “иронии”.

 

Платон

 

Велика роль Платона в становлении практической философии и как автора философских диалогов, и как основателя Академии.

1. Прежде всего, как истинный ученик Сократа он указывал на недостаточность философских текстов и необходимость живого контакта философа с нефилософом. В “Федре” читаем:

“В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят, как живые, а спроси их — они величаво и гордо молчат. То же самое и с сочинениями: думаешь, будто они говорят, как разумные существа, но если кто спросит о чем-нибудь из того, что они говорят, желая это усвоить, они всегда отвечают одно и то же. Всякое сочинение, однажды записанное, находится в обращении везде — и у людей понимающих, и, равным образом, у тем, кому вовсе не подобает читать, и оно не знает, с кем оно должно говорить, а с кем нет. Если им пренебрегают или несправедливо его ругают, оно нуждается в помощи своего отца, само же не способно защититься, ни себе помочь...

Что же, не взглянуть ли нам, как возникает другое сочинение, родной брат первого, и насколько он по своей природе лучше того и могущественнее?

(...) Это то сочинение, которое по мере приобретения знаний пишется в душе обучающегося; оно способно себя защитить и при этом умеет говорить с кем следует, умеет и промолчать.

— Ты говоришь о живой и одушевленной речи знающего человека, отображением которой справедливо можно назвать письменную речь?

— Совершенно верно.

(...) еще лучше (писания текстов — Л.Б.), по-моему, станут такие занятия, если пользоваться искусством диалектики: взяв подходящую душу, такой человек со знанием дела насаждает и сеет в ней речи, способные помочь и самим себе и сеятелю, ибо они не бесплодны, в них есть семя, которое родит новые речи в душах других людей, способные сделать это семя навеки бессмертным, а его обладателя счастливым настолько, насколько может быть человек (курсив мой — Л.Б.).” (274B-277А)

Вот как комментирует эти слова Платона Т.В.Васильева: “Литературное произведение отрывается от своего создателя, предоставленное всем и каждому, оно не может защищаться от дурного читателя и не может прибавить ни слова к написанному для читателя благодарного, но недалекого: ему надо бы помочь разрешить возникшее недоумение — но текст способен лишь еще и еще раз повторить то, что уже сказал. Живая беседа совершеннее — собеседник перед тобой, ты видишь его и можешь к нему приноровиться, все недоумения можно разрешить по ходу беседы — что усвоено в процессе такой самостоятельной работы в живом собеседовании, то врезается в память прочно, а главное, начинает порождать в душе слушателя способность к внутреннему собеседованию с самим собой — таков смысл речи Сократа” (Т.В.Васильева. Афинская школа философии. М., 1985. С. 109).

К сказанному Т.В.Васильевой добавим, что живая беседа важна не только для собеседника философа, но и для самого философа (на что справедливо указывает Платон). В ней философ черпает новую информацию, новые мысли и идеи, заряжается творческой энергией, как это происходит у артиста, выступающего перед живой аудиторией.

2. В диалогах Платона зафиксированы беседы, посвященные в большинстве своем жизнезначимым проблемам. ”Та или иная вполне житейская проблема, — писала Т.В.Васильева, — (житейская, разумеется в гомеровском смысле жизненного примера, а не обыденной приземленности) решается в каждом из платоновских произведений; нарочито протрептическим назначением нельзя объяснить ни их множественности, ни их совокупности”. (Там же. С. 115).

3. Ясно, что Академия Платона изначально была не только учебным центром и исследовательским учреждением, но и своеобразным центром практической философии. В ней занимались как юные, молодые, так и взрослые. В. Виндельбанд писал: “Некоторые вступали в Академию еще очень молодыми... Иначе обстояло дело со зрелыми людьми, принадлежавшими к Академии в течение более или менее продолжительного времени. Среди последних предание называет значительное число лиц, игравших видную политическую роль в качестве тиранов или их противников, в качестве своих законодателей в своих городах или деятельных вожаков партий; и если даже многие из этих известий вымышлены, то в общем не подлежит сомнению, что общество Платона, особенно пока он сам стоял во главе его, имело яснор выраженную политическую тенденцию и служило умственным центром для всех противников демократии; оно сохраняло за собой это положение именно тем, что в самых Афинах принципиально воздерживалось от всякого вмешательства в практическую политику.

С такими друзьями в Академии, очевидно, обсуждались (курсив мой — Л.Б.) не столько научные, сколько социально-политические вопросы и философские стремления общества они разделяли большей частью лишь в той мере, в какой сами желали приобрести некоторое образование, чтобы его ореолом окружить свою политическую деятельность”. (В.Виндельбанд. Платон. Киев, 1993. С. 34-35)

 

Цицерон

 

Цицерон сыграл большую роль в деле популяризации философии, и признания ее статуса как “науки об исцелении душ”, “науки жить достойно”.

Вот что пишет об этом Г.Г. Майоров: “Другим критерием оценки философских идей греков для Цицерона служит их “полезность для республики”, которая на практике означает их пригодность для улучшения римских нравов и для развития римского просвещения. Ведь философия, по убеждению Цицерона, — это “наука об исцелении души” (Tusc., III, 6) и “наука жить достойно” (Ibid., IV, 6). Она же — “руководительница душ, изыскательница добродетелей, гонительница пороков”, она породила государства, “объединила в общество рассеянных на земле людей”, “установила законы” (Ibid., V, 5). “Но мы видим: мало того, что философия не получает похвал за ее услуги жизни людской, — большинство людей ею просто пренебрегают, а некоторые даже и хулят. Хулить философию, родительницу жизни, — это все равно, что покушаться на матереубийство, но и этим себя пятнают люди, столь неблагодарные, что бранят ту, кого должны бы чтить, даже не умея понять! Но я думаю, что это заблуждение, этот мрак, окутывающий непросвещенные души, держится от того, что люди не могут заглянуть в прошлое настолько, чтобы признать в первостроителях этой жизни философов” (Туск., V, 6ер. М. Гаспарова). Кто из мыслителей прошлого прославил философию лучше, чем Цицерон? Кто больше любил ее и верил в ее великую очищающую и просвещающую силу? Кто лучше осознал ее гуманистическую миссию?” — (Г.Г.Майоров. Цицерон как философ. См.: Цицерон. Философские трактаты. М., 1985. С. 16-17).

 

Сенека

 

В ряду практических философов древности Сенеке по праву принадлежит одно из первых мест. Его мысль была обращена не к философам-коллегам, а ко всякому, кто задумывается о жизни, кто готов к восприятию умного слова, к умной беседе.

С. Ошеров: “Среди благодеяний, которые человек может оказать человеку, Сенека мыслит величайшим одно: если мудрый или дальше ушедший по пути мудрости обратит неразумного к философии и поведет его вслед за собой к блаженной жизни. Наставничество представлялось всей античности неотъемлемым долгом знающего: еще Гесиод посвятил свой дидактический эпос брату Персу, а Лукреций свою философскую поэму — Меммию. Образ Сократа, не столько поучающего собеседника, сколько вместе с ним отыскивающего истину, определил собой жанр философского диалога...

С началом эллинистической эпохи, когда целью философствования сделалась мораль, когда отыскание причин и следствий всего сущего сменилось увещанием жить согласно тому или иному своду правил, важнейшую приобрело поученье. Первая и естественнейшая его форма — живая беседа — была тем более важна, что предполагала замену отношений, определяемых местом человека в гражданской общине, внеофициальными... Устная философская беседа-проповедь — диатриба — оставалась живым жанром на протяжении многих столетий...

...форма, избранная Сенекой — письмо, будучи и в житейской практике заменой непосредственной беседы, в литературе оказывается естественной ее ипостасью”. (См.: Сенека. Нравственные письма к Луцилию. С. 349-350).

 

Алкиной (Альбин). Учебник платоновской философии

 

В этом учебнике (II в. н. э.), наверное, впервые употребляется выражение “практическая философия”. Вот как это выглядит:

“III.1. Согласно Платону, философ ревностно занимается тремя вещами: он созерцает и знает сущее, творит добро и теоретически рассматривает смысл (logos) речей. Знание сущего называется теорией, знание того, как нужно поступать, — практикой, знание смысла речей — диалектикой...

3. Один аспект практической философии — воспитание характера, другой — домоправительство, третий — государство и его благо. Первый называется этикой, второй — экономикой, третий — политикой.” (См.: Платон. Собр. соч. в 4-х тт. Т. 4. М., 1994. С. 626.)

В этом учебнике под практической философией понимается раздел философии, посвященный человеческим делам, нацеленным на достижение блага (см. об этом выше, п. 1.1.).

 

Боэций. Утешение Философией. (524 г.)

 

Боэций продолжил дело Цицерона и Сенеки. Он сохранил для нас драгоценный опыт исцеления-утешения философией. По словам Г.Г. Майорова “Его (Боэция — Л.Б.) понимание миссии философии как целительницы души очень серьезно и оно имеет глубокие корни в античной культуре, где философия долго была наделена жизнетворческой и душеспасительной функцией, почти полностью перешедшей потом к религии. В этой подлинно практической функции она выступала у пифагорейцев, Сократа и Платона (“Федон”, ранние диалоги), у Аристотеля, у всех стоиков, скептиков и эпикурейцев, вообще в той или иной мере у всех философов эллинизма (с. 395)...

У Боэция, как и у Цицерона, философия утешает и исцеляет, просвещая. Ее медикаменты — знания и идеи, и единственный способ лечения — логическое рассуждение, иллюстрируемое поэтическими образами. Никакой мистической терапии, никаких оккультных средств, никакого сверхразумного внушения. В “Утешении” Боэция совсем не используется путь откровения. Это и удивляет — ведь книга написана в начале средневековья, — и заставляет задуматься над тем, сколь сильна была римская рационалистическая традиция, ибо несмотря на то, что между Цицероном и Боэцием расстояние в полтысячелетия, взгляд на философию у них общий. Поэтому вряд ли верно, как это делает П. Курсель, включать “Утешение” в русло той традиции, куда входит в герметический трактат “Поймандер”. Там тайны бытия пророческим языком открывает полубог, здесь истины бытия доказываются рациональным языком человеческой философии. Недаром Философия у Боэция имеет облик не богини, а смертной женщины.” (С. 396). — Цит. по: Боэций. Утешение Философией и другие трактаты. М., 1990.

Г.Г. Майоров: “Утешение” написано в тюрьме перед казнью (С. 392)... Жанр утешений весьма древний. Им воспользовался когда-то платоник старой Академии Крантор, позднее Цицерон, написавший “утешение” на смерть своей дочери Туллии, затем — Сенека, сочинивший “утешения” к матери Гельвии, к Полибию, к Марции; существовали другие подобные сочинения. Так как в них на помощь утешаемому призывалась обычно философия, этот род сочинительства имел много общего с другим древним литературным жанром — с жанром “протрептика”, то есть “побуждения”, или “приглашения”, к философии. Классиком этого жанра в античности считался Аристотель (его “Протрептик” не сохранился); по его примеру Цицерон написал свой знаменитый диалог “Гортензий”, обративший впоследствии к философии душу юного Августина. Аристотелю подражал и Ямвлих, также сочинившийПротрептик”. (С. 393-394)...

Боэций... с наибольшей последовательностью применяет приемы диатрибы, философской наставительной беседы, где в роли наставницы выступает сама госпожа Философия, а в роли наставляемого — узник этого мира Боэций. Беседа имеет не столько чисто дидактический, сколько терапевтический характер. Развитие сюжета выглядит как последовательное решение некоей медицинской задачи: от постановки диагноза болезни в первой книге, через стадии сначала предварительного, а затем основного, радикального лечения в остальных книгах, до полного исцеления пациента в конце работы. В ходе терапии врачующая Философия следит за меняющимся состоянием Боэция, осведомляется о его самочувствии, методично чередует более мягкие и слабые целительные средства с более горькими и сильными, ободряя и утешая больного. И все это в сочинении Боэция совсем не похоже на простой литературный эксперимент, на игру. Его понимание миссии философии как целительницы души очень серьезно и оно имеет глубокие корни в античной культуре, где философия долго была наделена жизнетворческой и душеспасительной функцией, почти полностью перешедшей потом к религии. В этой подлинно практической функции она выступала у пифагорейцев, Сократа и Платона (“Федон”, ранние диалоги), у Аристотеля, у всех стоиков, скептиков и эпикурейцев, вообще в той или иной мере у всех философов эллинизма (курсив мой — Л.Б.). Но никто, ни до, ни после него не выразил это понимание философии так ясно и сильно, как это сделал Цицерон; достаточно вспомнить его “Тускуланские беседы” и то, что мы знаем о его “Гортензии” и “Утешении”. И это для нас немаловажно, ибо Цицерон — один из главных источников Боэция как в отношении жанра и стиля, так и в отношении идей. А ведь Цицерон, живописавший философию в самых ярких художественных красках, называл ее “наукой об исцелении души” (Туск., III, 3, 6), и он еще задолго до Боэция фактически представил ее в своем “Consolatio” и в “Тускуланах” в образе царственной собеседницы, утешающей в горе и врачующей душевные недуги: “Дело обстоит так: чтобы избавиться от несчастий, нужно исцелиться душой, а этого нельзя достичь без философии. Поэтому, взявшись за дело, предадим себя ей для исцеления и, если захотим, — исцелимся” (Цицерон. Тускуланские беседы, III, 6, 13 [пер. М. Гаспарова]). (С. 394-395).

 

М. Монтень

 

М.Монтень — один из самых известных и читаемых философов и именно благодаря своим “Опытам” (1580 г.). Эта довольно-таки объемистая книга — настоящая энциклопедия житейской мудрости.

 

Ф. Бэкон

 

Ф. Бэкон известен как философ, одержимый идеей практического использования-применения знаний, популяризации науки и философии. Все знают его девиз: “scientia est potentia” (“знание — сила”). Его сочинения написаны языком, который доступен и понятен практически всем. У него есть книга, которая непосредственно посвящена вопросам житейской мудрости, практической философии. Это “Опыты” (1597—1625 гг.). Сам Ф.Бэкон писал, что из всех его произведений “Опыты” “получили наибольшее распространение”, ибо “они ближе всего к практическим делам и чувствам людей” (См.: Соч. в 2-х тт. Т. 2. С. 351)”.

Важно отметить, что в “Опытах” Бэкон активно использовал один из важнейших методов практической философии — метод антитез. Он излагал аргументы за и против тезиса, предоставляя окончательный вывод читателю. “Указание на этот метод, — пишет Ю.П.Михаленко, — мы находим в “Примерах антитез”. Достаточно сравнить аргументы за и против нововведений (Т. 1. С. 391-392) с “опытом” “О новшествах” (Т. 2. С. 404-405).” Ю.П.Михаленко справедливо заключает: “Этот способ изложения — источник неослабевающего интереса к “Опытам”, ибо в каждую эпоху они могут быть прочитаны по-своему.” (Ю.П.Михаленко. Ф. Бэкон и его учение. М., 1975. С. 49)

 

И. Кант

 

Кант — один из самых умных философов в истории и он, несомненно, понимал значение связи философии с жизнью. Львиная доля его философского творчества направлена на разрешение практических вопросов жизни. В одном из писем он говорил о подготовке материала по теме: “Метафизические начала практической философии” (См. письмо “Кант — Ламберту. 31 декабря 1765 г.”).

Кант хорошо понимал важность распространения философских идей, их популяризации. Он писал: “Чтобы научиться истинной популярности, нужно читать древних, например, философские сочинения Цицерона... Ибо истинная популярность требует большого практического знания мира и людей, их понятий, вкуса и склонностей, на что нужно постоянно обращать внимание при изложении и даже в выборе уместных, пригодных для популяризации выражений. Такое нисхождение до степени понимания публики и обычных выражений, при котором не упускается схоластическое совершенство... есть и на самом деле великое и редкое совершенство, знаменующее большое проникновение в науку”. (И. Кант. Трактаты и письма. М., 1980, с. 355). Знаменательно, что Кант принимал упрек в недостаточной популярности его “Критика чистого разума”. “Вам угодно, — писал он, — было упомянуть о недостаточной популярности как о справедливом упреке, который можно предъявить моему сочинению, потому что действительно каждое философское сочинение должно быть изложено доступно, иначе под покровом глубокомыслия может таиться бессмыслица.” (Из письма “Кант — Гарве. 7 августа 1783 г.” — Цит. по: И. Кант. Трактаты и письма. М., 1980).

Выше, во введении, мы говорили о кантовской “способности суждения”, т. е. об умении применять общее к частному. В другой связи Кант писал об этом: “Я всегда, даже в обыденной жизни, слежу за тем, чтобы мои слушатели с самого начала и до конца никогда не извлекали из моих лекций лишь сухую теорию, но, постоянно сравнивая свой повседневный опыт с моими замечаниями, находили бы в этом живо интересующее их занятие”. (Из письма “Кант — Герцу. Конец 1773 г.” — Там же).

 

Гегель о практической философии

 

Гегель не раз говорил о практичности, практическом значении философии. Так, в “Лекциях по истории философии” он писал: “Общераспространенный предрассудок полагает, что философская наука имеет дело лишь с абстракциями, с пустыми общностями, а созерцание, наше эмпирическое самосознание, наше чувство, наше “я”, чувство жизни, есть, напротив, внутри себя конкретное, внутри себя определенное, богатое. И в самом деле, философия пребывает в области мысли, и она поэтому имеет дело с общностями; но хотя ее содержание абстрактно, оно, однако, таково лишь по форме, по своему элементу; сама же по себе идея существенно конкретна, ибо она есть единство различных определений. В этом и состоит отличие разумного от чисто рассудочного познания; и задача философии заключается в том, чтобы вопреки рассудку показать, что истинное, идея, не состоит в пустых общностях, а в некоем всеобщем, которое само в себе есть особенное, определенное. Если истина абстрактна, то она — не истина. Здравый человеческий разум стремится к конкретному; лишь рассудочная рефлексия есть абстрактная теория, она не истина — она правильна лишь в голове — и, между прочим, также и не практична; философия же наиболее враждебна абстрактному и ведет нас обратно к конкретному.”

Если говорить конкретно о практической философии как части философии, то к ней у Гегеля двойственное отношение. С одной стороны, он высоко ценил отдельных ее представителей (Сократа, например), понимал важность ее для людей, с другой, считал ее низшей формой философии, которая либо “приспосабливается ко всем обычным представлениям человека”, либо выступает как подчиненный момент по отношению к теоретической, чистой философии.

Вот что он, например, писал о философии Сократа: “Сократ берет добро лишь в частном смысле, в смысле практического, а между тем это — лишь одна форма субстанциальной идеи; всеобщее есть не только для меня, а есть также и принцип натурфилософии, как в себе и для себя сущая цель, и в этом высшем смысле понимали его Платон и Аристотель. В старых историях философии выдвигается поэтому в качестве характерной черты Сократа прибавление им к философии, как нового понятия, этики, тогда как раньше философия рассматривала лишь природу. Диоген Лаэрций так и говорит (III, 56), что ионийцы изобрели философию природы, Сократ прибавил этику, а Платон диалектику...

Так как Сократ, таким образом, дал начало моральной философии, то все последующие эпохи моральной болтовни и популярной философии объявляли его своим патроном и святым и делали из него прикрытие, оправдывающее всякую афилософичность. Верно во всяком случае то, что способ его трактования философии делает ее популярной. К этому еще прибавилось то обстоятельство, что его смерть придала ему трогательный и всем доступный интересный лик невинного страдальца. Цицерон (Tusc. Quaest., V, 4), который, с одной стороны, направлял свое мышление на вопросы настоящего момента, с другой — придерживался мнения, что философия должна быть скромной, так что он даже не находил для нее никакого особого содержания, хвалил в Сократе (это часто повторяли потом вслед за ним), как характерную и наиболее возвышенную его черту, что он низвел философию с небес на землю, ввел ее в хижины и в повседневную жизнь человека, или, как выражается Диоген Лаэрций (II, 21), вывел ее на рынок. Это есть именно то, что мы сказали. Выходит так, как будто наилучшая и наиистиннейшая философия представляет собою лишь домашнее средство или кухонную философию, которая приспосабливается ко всем обычным представлениям человека и в которой мы видим друзей и беседующих между собою на тему о честности и т. д. и обо всем том, что можно познать на земле, не побывав в глубине неба — или, вернее, в глубине сознания, а это как раз и есть именно то, на что Сократ, как думают сами популярные философы, осмелился первым. Ему также не было дано продумать сначала все умозрения философии того времени, чтобы затем иметь возможность в области практической философии ниспуститься в глубинные недра мысли. Это то, что мы имеем сказать о сократовском принципе вообще”.

Обратите внимание: Гегель употребляет само выражение “практическая философия”. И это он делает не раз (см., например, параграфы в “Лекциях по истории философии” о киренской школе, Аристотеле, Эпикуре). Рассматривая философию Аристотеля, Гегель относит раздел практической философии к философии духа (наряду с психологией и логикой). Саму практическую философию (у Аристотеля) он подразделяет на этику и политику.

Имеются свидетельства о Гегеле как умном собеседнике, общение с которым было поистине драгоценным. Вот что писал, например, Гёльдерлин: “Общение с Гегелем для меня очень благотворно. Я люблю таких спокойных людей разума; они могут служить ориентиром в тех случаях, когда не знаешь, как определить свое отношение к миру” (Гёльдерлин. Соч., М., 1969. С. 487). Знаменательны последние слова Гёльдерлина: они как нельзя лучше характеризуют значение философа как человека, помогающего людям разобраться в жизненнозначимых вопросах. А вот свидетельство Л. Фейербаха; после прослушивания лекций Гегеля он писал: “Я понял, чего мне желать и к чему стремиться: мне нужна не теология, а философия. Мне нужны не бредни и мечтания, мне нужно учиться! Мне нужна не вера, а мышление! Благодаря Гегелю я осознал самого себя, осознал мир. Он стал моим вторым отцом, а Берлин — моей духовной родиной” (См.: Л. Фейербах. История философии. Т. 3, М., 1967. С. 373).

 

А. Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости (1851 г.)

 

А. Шопенгауэр сыграл выдающуюся роль в становлении идеи практической (житейской) философии. Он, наверное, единственный из крупных профессиональных философов последних двух веков не погнушался разработкой темы практической или, как он называл, житейской философии.

Во вступительной статье к “Афоризмам житейской мудрости” А.А. Гусейнов и А.П. Скрипник пишут: “По своему жанру данная работа лежит в русле очень давней этической традиции, восходящей к семи греческим мудрецам, положившим начало европейской цивилизации: Питтаку, Бианту, Хилону Лакедомонскому и др. Эти полулегендарные мыслители задали образец этики как житейской мудрости, выраженной отчасти яркими, оригинальными изречениями, отчасти тривиальными прописными истинами. Основательное представление о содержании такой мудрости дает сочинение Диогена Лаэртского “О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов”. Традиция эта воспроизводилась из столетия в столетие как на Западе, так и на Востоке (Например, Лао-цзы, Кун-фуцзы, Мо-цзы, — в Древнем Китае). Нравоучительные сочинения Сенеки и Цицерона, Горация и Плутарха концентрировали в себе житейскую мудрость Рима. Она, конечно, не была однородной. По наблюдению С.С. Аверинцева, часть его тяготела к страстному ригористическому морализованию стоического типа, другая же часть (олицетворенная Плутархом) характеризовалась спокойным любопытством к делам человеческим и к жизни. В Новое время первая из названных тенденций сильнее всего выразилась в напряженных раздумьях Б. Паскаля и других христианских мыслителей, а вторая запечатлелась в блестящих, остроумных сентенциях Монтеня и Ларошфуко, Шамфора и Лихтенберга, в “Карманном оракуле” испанского писателя Балтасара Грасиана, книге, которая, кстати, была переведена Шопенгауэром на немецкий язык. Бестселлеры Дейла Карнеги показывают нам, какую эволюцию, пережили этот жанр и эта тенденция в современной культуре. Шопенгауэровские афоризмы по своему пафосу примыкают, разумеется, к спокойному нравоописанию, а не к страстному морализованию.

В советской культуре названную традицию ждала не лучшая участь. Более того, она практически пресеклась, точнее, расслоилась, с одной стороны, на лицемерно-казенные толкования Морального кодекса, лишенные остроумия нравописателей и блеска стоиков, а потому скучные даже для записных пропагандистов, и с другой стороны, на более привлекательную и занимательную, но касающуюся лишь внешней стороны человеческого поведения и совершенно лишенную философских оснований литературу по этикету. Между этими двумя полюсами образовался вакуум...

“Афоризмы житейской мудрости” дают богатый материал для моральной рефлексии, для выработки собственного осмысленного и критического отношения к жизни. Посмотреть на человеческие поступки глазами мыслителя, не относящегося к числу восторженных почитателей людской добродетели, всегда очень полезно. Но того, кто хотел бы воспользоваться данным вариантом житейской мудрости для автоматического заучивания и воспроизведения, постигло бы, по всей видимости, серьезное разочарование. В книге много верных замечаний и тонких наблюдений, но далеко не все в ней бесспорно, а кое-что даже очень нуждается во внимательном и трезвом разборе.” (См.: А.Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости. М., 1990. С. 14).

Гусейнов и Скрипник дали здесь краткий экскурс развития практической философии. Со всем можно было бы согласиться, в том числе и с оценкой “Афоризмов” Шопенгауэра, кроме одного: почему они проблематику практической, житейской философии оценивают как этическую? Ведь эта проблематика неизмеримо шире собственно этической. Она касается всех аспектов жизни человека, не только нравственных. Например, жизни вообще, смерти, здоровья, красоты, развития ума. Не случайно ведь Шопенгауэр назвал свою книгу “Афоризмами житейской мудрости”. Слова “житейская” и “мудрость” не имеют специфически этического содержания.

Во введении к “Афоризмам” А. Шопенгауэр писал: “Понятие житейской мудрости имеет здесь имманентное значение, — именно, в смысле искусства провести свою жизнь возможно приятнее и счастливее, искусства, руководство к которому можно было бы назвать также эвдемонологией: это будет, следовательно, наставление в счастливом существовании”. (Там же. С. 18)

Приведем два отрывка из “Афоризмов”.

В самом начале А.Шопенгауэр писал: “Аристотель (E N, 1, 8) разделяет блага человеческой жизни на три класса — блага внешние, блага душевные и блага телесные. Я со своей стороны сохраню от этой классификации только ее трехчленность: то, от чего зависит разница в жребии смертных, может быть, на мой взгляд, сведено к трем основным пунктам. Вот они:

1) Что есть индивид — то есть личность в самом широком смысле слова. Сюда относятся, следовательно, здоровье, сила, красота, темперамент, нравственный характер, ум и его развитие.

2) Что имеет индивид, — то есть всякого рода собственность и владение.

3) Чем индивид представляется. Под этим выражением, как известно, понимают, каков он в представлении других, то есть, собственно, как они себе его представляют. Таким образом, здесь мы имеем дело с их мнением о нем, которое проявляется в троякой форме — как честь, ранг и слава.” (Гл. 1. Основные отделы. — Там же. С. 20.)

Второй отрывок посвящен теме бодрости духа и здоровья: “Первым и важнейшим условием для нашего счастья являются, следовательно, субъективные блага — благородный характер, способная голова, счастливый нрав, бодрое настроение и хорошо сложенное, вполне здоровое тело, то есть вообще mens sana in corpore sano [Здоровый дух в здоровом теле] (Ювенал. Сатиры, Х, 356), и потому мы гораздо больше должны заботиться о развитии и поддержании этих качеств, нежели о приобретении внешних благ и внешнего почета.

После всего этого ближайший путь к счастью — веселое настроение: ибо это прекрасное свойство немедленно вознаграждает само себя. Кто весел, тот постоянно имеет причину быть таким, — именно в том, что он весел. Ничто не может в такой мере, как это свойство, заменить всякое другое благо, — между тем как само оно ничем заменено быть не может. Пусть человек молод, красив, богат, пользуется почетом: при оценке его счастья является вопрос: весел ли он при этом. С другой стороны, если он весел, то безразлично, молод ли он или стар, строен или горбат, беден или богат, — он счастлив. В ранней молодости мне пришлось однажды открыть какую-то старую книгу, где я прочел: “кто много смеется, тот счастлив, а кто много плачет, тот несчастен”, — очень простодушное замечание, которое, однако, благодаря заключающейся в нем простой истине, навсегда врезалось мне в память, каким бы крайним трюизмом оно ни было. По этой причине мы должны широко раскрывать свои двери веселью, когда бы оно ни являлось: ибо оно никогда не приходит не вовремя".

 

Дейл Карнеги (1888-1955)

 

В известном смысле практическим философом был Дейл Карнеги. Главные его орудия — слово и мысль. Д.Карнеги начал с пропаганды ораторского искусства, искусства публичных выступлений, а закончил систематизацией элементов житейской мудрости и ее пропагандой. Вот что пишут о нем и его книгах В.П.Зинченко и Ю.М.Жуков: “Читатель может найти в тексте (книг Д. Карнеги) много мыслей, заслуживающих вдумчивого отношения, вызывающих то желание согласиться, то сомнение, а то и неприятие (а может и не найти — смотря как искать). Этим текст и хорош. И даже то, что кажется неприемлемым, трудно отбросить с порога. Ибо все стремится быть основательным, опереться на логику и факты, на мысль. Ярлык доморощенного мудреца, который нередко навешивают на Карнеги, не держится. Дейл Карнеги и не претендует на построение своеобычной философии жизни. Скорее он пытается донести извечную мудрость человечества, тому же человечеству, предварительно ее отретушировав, упаковав и снабдив, где это только возможно, инструкциями по применению этих мудростей для решения проблем частной жизни. Житейская мудрость — составная часть общечеловеческой культуры, и, как и всякая другая составляющая культурного наследия, она нуждается в изучении, систематизации и пропаганде, а также в дальнейшем развитии. Работы Карнеги, собранные под переплетом книги, лежащей перед вами, читатель, являются хорошими образцами работ в этом направлении, образцами яркими и добротными одновременно. Здесь изречения известных мыслителей, пословицы, научные данные сопоставляются со здравым смыслом, применяются для решения проблем сегодняшнего дня, проходят проверку на практичность. И тут же предлагаются потребителю”. (См. предисловие к книге: Д. Карнеги. Как завоевывать друзей и оказывать влияние на людей. Москва, Баку, 1990. С. 7-8).

Сам Д.Карнеги писал: “Настоящая книга (“Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей” — Л.Б.) не была написана в обычном смысле слова. Она росла, как растет ребенок. Она росла и развивалась в этой своеобразной лаборатории на основе опыта тысяч людей.

Много лет назад мы начали свою деятельность с разработки ряда правил, напечатанных на карточке величиной с почтовую открытку. На следующий год мы выпустили карточку несколько большей величины, затем листовку, а потом серию брошюр, каждая из которых неизменно увеличивалась в размере и в объеме охваченного материала. И вот теперь, в итоге пятнадцати лет экспериментирования и исследований, появилась эта книга.

Правила, изложенные нами в данной книге, не представляют собой плодов чисто теоретических рассуждений или домыслов. Они оказывают магическое действие, Может быть, это звучит неправдоподобно, но я видел, как применение их коренным образом меняло жизнь многих людей.

Проиллюстрирую это примером. В прошлом году на наши курсы поступил человек, у которого работают триста четырнадцать служащих. Ранее он в течение ряда лет беспрерывно подгонял, критиковал и бранил всех своих служащих без разбора. Добрые слова, похвала и одобрение никогда не слетали с его уст. После изучения принципов, анализируемых в данной книге, этот предприниматель резко изменил свою жизненную философию. Теперь в его организации царят новая атмосфера, новый для нее энтузиазм, не известный ей доселе дух коллективизма. Триста четырнадцать врагов были превращены в триста четырнадцать друзей. На одном из занятий группы он гордо заявил: “Когда я прежде проходил по своему предприятию, никто меня не приветствовал. Мои служащие старались не смотреть в мою сторону, когда видели, что я приближаюсь к ним. Сейчас все они мои друзья, и даже швейцар зовет меня по имени”.

Ныне доходы этого предпринимателя увеличились, у него больше досуга, и — что бесконечно важнее — он чувствует себя гораздо более счастливым и на работе и в кругу семьи”. (Карнеги Д. Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей. Москва-Баку, 1990. С. 38).

 



 

Хостинг от uCoz