Из цикла
"Философские беседы"
Практическая философия
Л. Е. БАЛАШОВ
И/ИЛИ
ИНДИВИДУАЛИЗМ
О цикле “Философские беседы”
Цикл задуман автором как своеобразная
библиотечка философской литературы по широкому кругу проблем. Он рассчитан на читателя,
которому интересно философствование само по себе. Таким читателем может быть и
философ-профессионал, и деятель науки, культуры, и учащийся, студент, аспирант.
Книги цикла относятся к разряду развивающей
литературы и могут служить учебными пособиями для пополнения знаний по философии.
Л. Е. Балашов.
Коллективизм и/или индивидуализм. — М., 2007. — 22 с.
Отзывы и предложения направлять по адресу:
Россия, 115583, Москва, Воронежская ул., 9,
110.
Телефон:
397-77-91
© Балашов Л.Е., 2007
Оглавление
Коллективизм: за и против................................................................ 3
Положительная сила
коллективизма................................................. 4
Минусы
коллективистского принципа "один за всех и все за одного" 6
Разрушительный или
уродливый коллективизм (гиперколлективизм) 7
Положительное значение
индивидуализма....................................... 8
Удушение посредством
объятий (коммунистический коллективизм) 11
Гримасы коллективизма и
индивидуализма.................................... 11
Минусы индивидуализма................................................................ 12
Взаимоопосредствование
коллективизма и индивидуализма.......... 14
Дружба — компромисс-симбиоз
индивидуализма и коллективизма 15
Товарищество................................................................................. 16
Братство......................................................................................... 16
Человечность.................................................................................. 17
Патриотизм,
национализм, шовинизм.............................................. 18
Своеволье и закон, лицо и общество и их нескончаемая борьба с бесчисленными усложнениями и вариациями составляют всю эпопею, всю драму истории. Лицо, которое только и может разумно освободиться в обществе, бунтует против него. Общество, не существующее без лиц, усмиряет бунтующую личность.
Лицо ставит себя целью.
Общество — себя.
Этого рода антиномии (нам часто приходилось говорить о них) составляют полюсы всего живого; они неразрешимы потому, что, собственно, их разрешение — безразличие смерти, равновесие покоя, а жизнь — только движение. Полной победой лица или общества история окончилась бы хищными людьми или мирно пасущимся стадом.
А.И. Герцен[1]
Длительное время спор между
коллективизмом и индивидуализмом в нашей стране однозначно решался в пользу первого.
Считалось, что коллективизм совместим с гуманизмом, а индивидуализм нет.
Однако, как мне представляется, с точки зрения подлинного, недекларируемого
гуманизма коллективизм также неприемлем в качестве всеобщей нормы поведения
людей, как и индивидуализм. Возведенный во всеобщую норму коллективизм
разрушает в человеке личность, индивидуальность, навязывает ему конформистское
поведение (овцы в стаде), превращает его в винтик общественного механизма.
Ч. Айтматов, советский писатель перестроечной поры, вынужден был
констатировать: “Все время думаю о парадоксе: созидая социализм, отдавая
предпочтение всему, что идет от коллектива, от коллективизма, мы много утратили
из того, что касается индивидуальности, личности, если можно так выразиться,
самости, человека. Надо исходить из того, что если есть сам, то все остальное
есть мир. Как сказывается сегодня эта утрата! На многом, во многом. На качестве
труда, на отношениях человека к человеку. На оценке его творческой потенции.
Ценность самой личности у нас не выверена, не определена... И мы игнорируем эти
проблемы... Хватит догматов, заранее представленных формул. Много их уже было,
догматов и формул, тормозящих движение вперед, и мы должны уйти от нивелирования,
обезличивания, стандарта. Всеобщая стандартизация во имя коллектива убийственна”.
(
Как можно видеть из сказанного, я не
против коллективизма вообще, а против его возведения во всеобщую норму морали,
против однозначной интерпретации человеческой морали как коллективистской.
В связи с этим я предлагаю проводить
различие между просто коллективизмом и гиперколлективизмом. Просто коллективизм
— это естественное стремление людей к объединению, добровольное объединение сил
для их умножения. Гиперколлективизм — это попытка одних людей навязать свою
волю другим, используя для этого естественное стремление людей к объединению, к
единству, когда добровольность объединения фактически заменяется
принудительностью. Гиперколлективизм — это попытка сделать коллективизм
всеобщей нормой поведения, попытка людей с коллективистским сознанием и
поведением навязать свою волю всем остальным людям.
Примеры нормального коллективизма и
гиперколлективизма: патриотизм и национализм (шовинизм).
Если говорить о коллективизме как
одной из форм поведения, то, безусловно, он может иметь положительное значение.
Еще Сенека дал хороший образ
коллективизма. Он писал: «Запомним: мы родились, чтобы жить вместе. И
сообщество наше подобно своду, который потому и держится, что камни не дают
друг другу упасть»[2].
Древнеиндийская мудрость гласит: “Травинки, сплетенные в канат, могут слона
связать”. Еще одна мудрость, идущая из глубины веков: “Веника не сломишь, а
прутья по одному все переломишь”.
Квинт Серторий
(ум. в 72 до н. э.), римский полководец и политический деятель, желая показать
своим сторонникам, что единодушие важнее силы, сначала велел молодому, сильному
солдату вырвать хвост у старой клячи, а потом приказал дряхлому старику вырвать
хвост у молодого коня. Первый справился со своей задачей с большим трудом,
потому что старался вырвать весь хвост сразу, а второй легко выщипал волос за
волосом.
Гёте говорил в беседе с Фридрихом Якобом
Сорэ: «— Ведь, в сущности, все мы коллективные существа, что бы мы о себе ни
воображали. В самом деле: как незначительно то, что мы в подлинном смысле слова
могли бы назвать своей собственностью! Мы должны заимствовать и учиться у тех,
которые жили до нас, так и у тех, которые живут с нами. Даже величайший гений
не далеко бы ушел, если бы он захотел производить все из самого себя. Но этого
не понимают очень многие добрые люди и полжизни бродят ощупью во мраке, грезя
об оригинальности.» (И.-П. Эккерман. Разговоры с Гёте. М.-Л., 1934. С.
844-845). Как иллюстрация к этим словам Гёте звучат слова Ньютона, которые он
сказал, обращаясь к Гуку: “То, что сделал Декарт, было шагом вперед. Вы
прибавили к этому новые возможности... Если я видел дальше, то потому, что
стоял на плечах гигантов”.
Уже в наше время Булат Окуджава
сочинил песню, которая начинается словами: “Возьмемся за руки друзья, чтобы не
пропасть поодиночке”. Эта песня стала знаменитой, а приведенные слова —
знаменем сопротивления тоталитарному режиму. Нельзя отрицать, что коллективизм
может умножать силы людей и помогать в решении задач, которые не в силах решить
отдельные, не связанные друг с другом люди.
Пример положительной силы
коллективизма: коллективная игра в хоккее. Сами хоккеисты говорят, что индивидуализм
в хоккее губителен, а победа может быть одержана только совместными усилиями
хоккеистов или, как они говорят, коллективной игрой.
Еще один пример коллективной силы:
выход человека в космос состоялся благодаря таким большим странам как СССР и
США. Небольшим странам это было не под силу. Только объединение сил сотен миллионов
людей плюс новейшие достижения науки и техники позволили русским и американцам
осуществить такие дорогостоящие и дерзкие проекты. Обращаю внимание на «и
дерзкие проекты». Чем больше людей участвуют в осуществлении дерзновенных планов,
тем увереннее они себя чувствуют в этом дерзании и тем вероятнее, что эти планы
будут осуществлены.
Коллективизм питает героизм. Не
случайно говорят: «на миру и смерть красна». Самопожертвование осмыслено-разумно,
если оно служит жизни как таковой, целям сохранения человеческого сообщества.
Кроме того, нередко коллективные
усилия просто необходимы. Многие человеческие дела невозможны без объединения
сил. На этот счет существует поговорка: «один в поле не воин».
А шиллеровско-бетховенский призыв
«Обнимитесь миллионы» в Девятой симфонии Бетховена?! Это — необыкновенной
вдохновляющей силы музыкальный образ человеческого единения.
Зададимся, однако, вопросом: всегда
ли, во всех случаях коллективизм хорош? При внимательном и непредвзятом рассмотрении
этого вопроса оказывается, что коллективизм не всегда хорош, а в ряде случаев
вреден и даже губителен.
Всегда ли цели той или иной группы
людей согласуются с интересами отдельных людей и/или всего человеческого общества?
Нет, не всегда. Назовем к примеру такие негативные явления, как групповщина, кампанейщина,
кумовство, местничество, ведомственность, национализм, шовинизм, расизм,
бандитизм, терроризм. А круговая порука? В свое время она была бичом крестьянских
общин. Круговая порука — это в сущности другое название, так сказать,
негативный слепок коллективистского принципа “один за всех и все за одного”.
Да, будем откровенны: столь уважаемый и почитаемый коллективистский принцип
отнюдь не всегда служит нравственным целям. И не только взятый в целом, но и по
частям.
Возьмем первую часть принципа.
Существует немало ситуаций, когда лучше не “один за всех”, а “один против всех”
(см. ниже о положительном значении индивидуализма).
Если возьмем вторую часть коллективистского
принципа — “все за одного”, — то его, мягко говоря, невсеобщность видна
невооруженным глазом. Отрицательные примеры? Пожалуйста: кровная или родовая
месть, культ руководителя-вождя.
Коллективизм может быть так же
разрушителен, как строевой шаг солдат, идущих по непрочному мосту.
Нам не нужно единства во чтобы то ни
стало, любой ценой. Когда говорят о положительном значении единства, то нередко
вспоминают притчу о старике-отце и венике или принцип властителей “разделяй и
властвуй”. При этом забывают, что единство любой ценой так же плохо, как и
отсутствие единства. Недаром стало популярным такое выражение: “удушение
посредством объятий”.
Коллективизм может быть так же разрушителен, как строевой шаг
солдат, идущих по непрочному мосту.
Формы разрушительного или уродливого
коллективизма:
1). Терроризм
2). Заложничество
3). Камикадзе
4). Организованная
преступность, бандитизм, мафиозность.
5). Кровная или родовая месть.
6). Уродливый коллективизм в
детских и взрослых сообществах.
7). Дурные поветрия, заражение
дурным, подражание дурному, дурная атмосфера в обществе.
Терроризм — это
стремление одних наказать, проучить, что-то доказать другим путем уничтожения
или нанесения ущерба третьим. Третьи рассматриваются террористами, по существу,
как безличные существа, как вещи, как разменная монета в политической и иной
игре. Террористы рассматривают жертв террора не как личностей,
индивидуальностей, уникумов, а как людей по
принадлежности, как представителей того сообщества, к которому относятся
эти другие, враги террористов.
Заложничество. Один
(одни) берет другого (других) в заложники для решения своих проблем. Заложник
рассматривается-используется этим одним опять же по принадлежности, как связанный с другим (другими) какими-то узами (родственными, групповыми,
сословными, классовыми, этническими...)
Уродливый
коллективизм на бытовом уровне, в повседневной жизни мы можем
наблюдать в детских и взрослых сообществах — когда коллектив дурно влияет или
оказывает пагубное воздействие на поведение отдельных своих членов. Яркий
пример: девочка Алла Тюрюханова стала алкоголичкой и вынуждена была лечиться в
наркодиспансере; начала пить в 13 лет по следующей причине: «Пить стала, — как
она сама объясняет, — чтобы не быть белой вороной в классе» (телеканал ОРТ,
программа «Время» 26.02.06).
Дурные
поветрия, заражение дурным, подражание дурному, дурная атмосфера в обществе — это целый
класс проявлений уродливого коллективизма. Их диапазон велик — от проявлений в отдельных
сравнительно небольших сообществах (деревня, школа, предприятие, учреждение) до
проявлений в масштабах целой страны и даже мира. В школе, например, вдруг
заводится «мода» на определенный тип
дурного поведения. Или, скажем, эпидемия самоубийств в определенных кругах
общества. Или «мода» на тему смерти в литературе, искусстве, философии,
возникшая на рубеже
XIX-XX веков. Или всякие коллективные истерии-психозы на
почве национализма, ксенофобии, антисемитизма, религиозного фанатизма. Бывают
даже дурные обычаи, традиции (например, обычай у некоторых кавказских народов
«красть невесту»).
К формам гиперколлективизма
относятся также этатизм, государственничество, тоталитаризм, национализм, шовинизм.
Уж лучше будь один
Чем вместе с кем попало.
Омар Хайям
Я не против коллективизма вообще, а
против его возведения во всеобщую норму поведения, против однозначной интерпретации
человеческой морали как коллективистской.
Когда индивидуализм распространен
так же, как коллективизм, всеобщее оболванивание невозможно. Невозможны культ
вождя, деспотизм, массовый террор и репрессии.
Индивидуалистов можно сравнить с
графитовыми стержнями в атомном реакторе. Наличие определенного количества и
качества графитовых стержней в массе ядерного вещества не дает возможности
цепной реакции распада перейти в неуправляемую фазу ядерного взрыва. Если индивидуалистов
мало, то коллективистски настроенные люди могут погубить сами себя и общество,
в котором они живут. Коллективисты склонны к единству действий настолько, что
они готовы (как стадо овец) увлечь себя каким-нибудь политическим безумцем в
пропасть самоуничтожения или тупикового пути развития. Индивидуалисты при любой
политической ситуации не дают себя увлечь теми или иными лидерами. Их
настроения и интересы разновекторны и поэтому общество, в котором они занимают
такие же сильные позиции, как и коллективисты, эволюционирует не так быстро, но
зато с оглядкой и осмотрительно. Разновекторные устремления индивидуалистов не
позволяют обществу стать монолитом, который мог бы сорваться подобно камню в
пропасть.
Еще один положительный пример
индивидуализма, выраженный в гераклитовском высказывании «Один для меня — десять тысяч, если он — наилучший”. На могиле
И. Ньютона совершенно справедливо было начертано: «Своим разумом превзошел род человеческий».
Когда
коллективизм хуже индивидуализма. Возьмем первую часть
коллективистского девиза «один за всех и все за одного». Как я уже говорил,
существует немало ситуаций, когда лучше не “один за всех”, а “один против
всех”. Например, если ученый сделал открытие, установил истину, то он вправе
выступать в защиту своего открытия, истины, даже если ему приходится идти
против “всех”, большинства, многих... Вспомним Коперника и Галилея, выступивших
против всеобщего заблуждения. Знаменитое галилеевское «А всё таки она вертится!» — прекрасный образчик мужественного
отстаивания человеком своей правоты перед лицом давления неправой коллективной
воли, воплощенной в католической церкви. Не случайно говорят, что истины не устанавливаются голосованием.
Вообще вопрос о голосовании, о подчинении меньшинства большинству очень
непрост. Мы знаем, например, что в отдельных случаях применяется право вето,
когда один может заблокировать решение многих. А интересы национальных
меньшинств? Далеко не всегда они соответствуют интересам большинства.
Можно поставить вопрос и шире: о
своеобразной диалектике взаимоотношений большинства и меньшинства. Где-то
меньшинство «сотрудничает» с большинством, а где-то «воюет» с ним, противопоставляет
себя большинству. Если взять всю живую природу на Земле, то мы увидим некоторую
пирамиду живого. Самую массовидную,
нижнюю часть пирамиды составляют простейшие живые организмы, одноклеточные.
Меньше по массе многоклеточные растительные организмы. Еще меньше по массе
многоклеточные животные организмы, живые существа. Высшие животные — млекопитающие
— составляют небольшую часть всех животных. Над ними надстраиваются люди,
человечество. Их неизмеримо меньше, чем млекопитающих, составляющих высший цвет
живой природы. И в человечестве имеет место такая пирамида. Большинство людей —
работники физического труда, малообразованные. Меньшая часть человечества —
работники умственного труда, интеллектуалы, высокообразованные люди. Если ли бы
меньшинство (на любой ступени пирамиды живого и человеческого) безусловно
подчинялось большинству, то ни о каком прогрессе жизни нельзя было бы говорить.
Представьте себе молодого человека, который бы при решении вопроса о поступлении
в вуз руководствовался тем соображением, что большинство людей не имеют высшего
образования. Он не стал бы поступать в вуз. И другой, и третий, и тысячный.
Чтобы бы было тогда? Высокообразованные исчезли бы. Или их вообще не было бы.
Мы продолжали бы жить в каменном веке.
Если руководствоваться логикой
безусловного подчинения меньшинства большинству, то люди никогда не вышли бы из
первобытного состояния, да и вообще всё живое сплошь состояло бы из
одноклеточных. Ведь они составляют основную массу живого на Земле.
Логика
безусловного подчинения меньшинства большинству или отдельного индивида
коллективу — это в конечном счете логика одноклеточных!
Половина человеческой морали, как
минимум, — вне компетенции коллективизма, коллективности. Я имею в виду совесть.
«В вопросах совести, — говорил Мохандас Ганди, — закон большинства не действует».
Совесть — глубоко индивидуальная категория.
Одно дело — коллективизм как естественное стремление людей к объединению, как добровольное их объединение для умножения сил. Другое дело — коллективизм как принцип официальной морали, как всеобщий принцип поведения людей. В этом случае коллективизм теряет естественность, добровольность и приобретает характер императива, принудительной нормы-меры, “удушения посредством объятий”.
Вполне в соответствии со своей
доктриной уничтожения частной собственности коммунисты абсолютизируют коллективистское начало человеческой
природы. Эта абсолютизация фактически ведет к отрицанию человечности, к антигуманизму.
Ведь человеческая природа и генетически, и поведенчески многообразна. Она представляет собой статистический разброс
коллективистских, индивидуалистических и смешанных типов. Делая упор на
коллективизме, коммунисты этим вольно или невольно шельмуют, подвергают остракизму
большую часть человеческого сообщества (индивидуалистические и смешанные
типы). Практика коммунистического строительства в ХХ столетии наглядно это показала.
|
Гримасы коллективизма: |
Гримасы индивидуализма: |
|
Круговая порука Рука руку моет |
Моя хата с краю, ничего не знаю |
|
Выскочка |
После нас хоть потоп (Людовик XV, король Франции) |
|
Белая ворона |
Одинокий волк ("человек человеку
— волк") |
|
Один в поле не воин (одно из значений |
Война всех против всех |
|
Не высовывайся (закон суслика) |
Закон джунглей (либо ты..., либо тебя...) |
|
Живи как все |
Белокурый бестия (Ф.Ницше) |
|
Что мне, больше всех надо?! |
Каждый за себя — один бог за всех |
Как и коллективизм, индивидуализм
может быть «в меру», а может быть
гипериндивидуализмом, крайним индивидуализмом, индивидуализмом без меры.
Теоретиком крайнего индивидуализма
был Макс Штирнер (Каспар Шмидт). В книге "Единственный и его собственность",
изданной в 1844 году, он писал: "Божественное — дело Бога, человеческое —
дело человечества. Мое же дело не божественное и не человеческое, не дело
истины и добра, справедливости, свободы и т. д., это исключительно МОЕ, и это
дело не общее, а ЕДИНСТВЕННОЕ — так же, как и я — единственный. Для Меня нет
ничего выше Меня".
Из такого представления вытекают
абсолютный аморализм и абсолютная античеловечность. Если я — единственный, то,
значит, я не человек (не отношусь к роду
homo
sapiens) и могу
делать всё, что хочу, в том числе убивать, насиловать, крушить, ломать. С точки
зрения логики позиция штирнеровского человека («единственный») не выдерживает
никакой критики. Она просто нелепа как солипсизм.
(Солипсизм (лат. solus — единственный и ipse — сам) —
философская позиция, согласно которой существует только Я и его сознание; мир и
другие люди существуют лишь в сознании Я.)
Штирнеровский человек, если он
последователен в своей философии, не может даже говорить и писать. Ведь слова
языка принадлежат не ему только, а всем людям. Они общие ему и людям.
Гипериндивидуализм в моральном смысле ведет к эгоизму.
Индивидуалист ощущает себя самодостаточным. Эта самодостаточность в крайнем
выражении означает, что индивидуалист себя рассматривает как цель, а всё
остальное, в том числе всех остальных, как средство.
Негативным выражением крайнего индивидуализма является
пренебрежение к такой сущностной стороне жизни как продолжение рода.
Индивидуалист как бы забывает, что он лишь звено
в цепи жизни, что ему дали жизнь и он должен дать жизнь другим, родить и
воспитать детей. Такая «забывчивость» логически вытекает из представления
индивидуалиста, что он единственный, уникальный, неповторимый, что он —
атом-монада Вселенной. Атомы не воспроизводят сами себя, значит и он,
индивидуалист, не должен быть озабочен воспроизведением себе подобных. Ведь он
неповторимый, уникальный.
Проповедь и распространение индивидуализма в социально-историческом
плане ведет к вырождению
человечества, означает вырождение
человечества. Это, кстати, мы наблюдаем в странах Европы и Северной Америки.
США — страна, где индивидуализм провозглашен чуть ли не официальной идеологией,
медленно, но неуклонно катится в бездну небытия. Да, в общем и целом пока еще
имеет место рост населения. Недавно число жителей США перевалило за 300 миллионов.
Пусть, однако, этот рост населения нас не обманывает. Он идет за счет
латиноамериканцев и афро-американцев и за счет иммигрантов. Латино- и
афро-американцы в большинстве своем еще не отравлены психологией и идеологией
индивидуализма. У них большие семьи, что говорит о том, что они еще не утратили
природно-естественную потребность в продолжении рода.
Индивидуализм не дружит ни с прошлым, ни с будущим. Он
сиюминутен, моментален, импрессионистичен. «Живи в отсеке сегодняшнего дня» —
вот его кредо. В самом деле, индивидуалисту интересно только то, что происходит
в его настоящей жизни. Ведь индивидуалиста не было в прошлом, до рождения, и не
будет после смерти. Я, конечно, говорю о человеке, который последовательно
проводит свой индивидуализм. Такой человек не может думать и заботиться о
будущем. Ведь там его нет. «После меня хоть потоп» — циничная суть его
отношения к будущему.
И к прошлому последовательный индивидуалист относится с
пренебрежением, как к старой рухляди. Он легко с ним расстается. Более того, он
готов его уничтожать. Из таких вот выходят нигилисты, ультрареволюционеры,
радикалы и прочие авангардисты и авантюристы.
А те индивидуалисты, которые ценят, уважают прошлое и
заботятся о будущем, — не вполне индивидуалисты. Они так или иначе выходят за
пределы самих себя, своей самости-неповторимости-индивидуальности.
Нормальные коллективизм и
индивидуализм опосредуют друг друга по формулам
(К—И—К) и [И—К—И].
Формула (К—И—К).
И в стаде обязательно есть вожак, и
в человеческом коллективе есть лидер: индивидуум опосредует коллектив.
Даже в ситуации гиперколлективизма
индивидуальность некоторых людей не только не подавляется, а, напротив, подчеркивается,
выставляется как образец, эталон. В эпоху сталинского коммунизма, когда гиперколлективизм
господствовал, разные вожди и лидеры не боялись брать на себя ответственность,
действовали как самые настоящие индивидуалисты. Два примера: И. В. Сталин и
Г. М. Жуков. Это были, безусловно, яркие личности-индивидуальности.
Кроме них было множество менее крупных сталиных и жуковых. Вообще, человеческая
индивидуальность неистребима. Она может временно подавляться и даже
уничтожаться в отдельных случаях, но исчезнуть как таковая не может в принципе.
Формула [И—К—И]. В ситуации нормального
индивидуализма человек действует не в абсолютном одиночестве, не в изоляции от
общества, а имея в виду, что результаты его деятельности так или иначе получат
признание других людей, общества в целом. А. Эйнштейн мечтал об уединенной
работе на маяке для максимального сосредоточения. Ученые иногда используют
образ «башни из слоновой кости» для объяснения важности научного
отшельничества. Но, с другой стороны, ученые, и вообще люди, стремятся к
результатам не для себя только, а для других людей, для того или иного
сообщества, для общества в целом. Человек связан тысячами нитей с другими
людьми, с обществом в целом. И эта связь либо явная, непосредственная, либо
подразумевается, опосредованная. Ученые, какими бы индивидуалистами они ни
были, работают в рамках научного сообщества, в атмосфере и на благо науки в
целом. А наука — коллективное познание.
Друг — это такой человек, который делает для другого человека то, что считает для него благом, и делает это ради этого человека.
Аристотель. Риторика, 1, 5
Дружба — глубоко индивидуальная
связь людей как людей (не как родственников, соседей, любовников, знакомых, соплеменников...).
В ней индивидуальное начало соединяется с потребностью в постоянном общении-связи,
в единении с кем-либо.
Крайний индивидуализм исключает
дружбу. Крайний индивидуалист ведет себя как одинокий волк (вспомним рассказ
Джека Лондона «Морской волк». В этом рассказе капитан шхуны представлен как человек,
начисто лишенный способности быть другом).
И крайний коллективизм исключает
дружбу. В жестком коллективе дружба отдельных членов не допускается, подавляется
или растворяется в товариществе.
Дружба во многом подобна любви. Это
фактически бесполая любовь между людьми. В исключительных обстоятельствах дружба
выдерживает любые испытания. Известен такой пример дружбы:
«Дамон и Финтий! — пишет Г. Серебрякова — Вот безупречный образец
дружбы равных. Два уроженца Сиракуз, не терпящие насилия, гордые, знатные
пифагорейцы. Финтий был схвачен деспотом Дионисием II, заподозрившим его в покушении
на свою жизнь, и приговорен к смерти. Дамон, знавший, что его друг жаждет
проститься с семьей и уладить дела, предложил себя в заложники. Финтия
отпустили домой на строго отсчитанное время. Оно, однако, миновало, а он не
вернулся в указанный срок. Дамона отвели на площадь, и палач уже поднял секиру,
когда, задыхаясь от бега, к плахе примчался осужденный. Народ, собравшийся к
лобному месту, потребовал прощения смертнику и Дионисий II не только помиловал
его, но и попросил столь верных друг другу людей стать его друзьями. Финтий и
Дамон отказались. “Дружба — дар богов”, — считали древние.» (Г. Серебрякова.
Роман “Предшествие”.)
Товарищество — единение людей в
рамках того или иного коллектива-сообщества. В товариществе индивидуальная составляющая
выражена менее, чем в дружбе. Если дружба индивидуалистична, то товарищество
коллективистично. Товарищество — форма коллективизма. В товариществе на первом
месте коллективное начало, то, что называют «чувством локтя».
Товарищество может быть со знаком
плюс, а может быть и со знаком минус. Во втором случае — это товарищество людей
в рамках тех или иных аморальных или преступных сообществ (разбойники, бандиты,
члены шайки, мафиози и т. д.).
Товарищество — нечто среднее между
дружбой и братством.
Например, «товарищами по оружию» как
правило называют однополчан, а «братья по оружию» — далеко не обязательно
однополчане. «Братьями по оружию» могут назвать даже представителей воюющих
сторон, воинов-противников. «Воинское братство» в принципе не знает границ (в
пределах, конечно, воинства как такового). Все «товарищи по оружию» — «братья
по оружию», но не все «братья по оружию» являются «товарищами по оружию».
«Братство» означает почти то же, что
и товарищество. Братство — единение людей в рамках больших человеческих
коллективов-сообществ. Например «братство по оружию», «братство по вере»,
«братство по разуму» («братья по разуму») и т. д.
О животных — меньшие наши братья.
Братство, единение живых существ.
Лозунг «Все люди — братья» утопичен.
Он может иметь реальный смысл лишь в одном случае: если вдруг земное человечество
подвергнется нападению со стороны представителей внеземной цивилизации. То же
можно сказать о лозунге французской революции «Свобода, равенство, братство!» в
части братства.
Братство
допускает противопоставление одних людей другим, одних человеческих сообществ
другим. Человечность не допускает такого противопоставления. Она имеет
абсолютно всеобщий характер, не знает исключений. Не случайно говорят о
«преступлениях против человечности» и «преступлениях против человечества» как о
выражениях-синонимах.
Отличие
человечности от братства не только в этой всеобщности. Братство — форма
коллективизма (коллективности), а человечность одинаково относится к
индивидуализму и коллективизму и даже умеряет их, т.е. не дает возобладать индивидуализму
над коллективизмом или коллективизму над индивидуализмом.
В споре
индивидуализма с коллективизмом гуманизм занимает позицию третейского судьи. Он
выступает как против крайнего коллективизма, ущемляющего индивидуальную свободу
человека, так и против крайнего индивидуализма, игнорирующего или ущемляющего
свободу других (всеобщую свободу).
Гуманист
осмысляет свое я в масштабах всего человечества. Человечность — своего рода
лифт, соединяющий человека и человечество, поднимающий человека от его “я” до
“мы” всех людей.
Гуманизм
признает многообразие и единство человечества как равноценные данности.
Признавая многообразие человечества, гуманизм выступает против попыток уменьшить
это многообразие путем насилия или принуждения. Признавая же единство
человечества, гуманизм выступает против попыток разорвать это единство,
изолировать какую-то часть людей от остального человечества.
Народ — общность людей, имеющая одно
происхождение, один язык, одну культуру и одну территорию.
Народность — малочисленный народ.
Нация — народ, организованный в
государство.
“Нация (от лат. natio — народ, племя)
— народ, который создал себе зависящее от него правительство и имеет в своем
распоряжении территорию, границы которой более или менее уважаются другими
нациями (народ, организованный в государство). Нацию могут образовать несколько
народов или части различных народов, например, Великобритания, Швейцария”
(Кр.филос. энц., с. 290).
Патриотизм,
национализм, шовинизм — разные формы коллективизма нации.
Патриотизм —
любовь к Родине, нормальное, естественное отношение человека к своему отечеству
(как к самому себе). Существуют разные формы патриотизма: любовь к малой Родине
и любовь к большой Родине.
Патриотизм — одна из форм братства. Патриоты — братья по крови.
Национализм
— гипертрофированный патриотизм, патриотизм, сопровождаемый ксенофобией, чувством
неприятия или даже ненависти к другим нациям-этносам. Примером националистического
лозунга является лозунг «Россия — для русских!».
«Раньше думать о Родине, а потом о себе» — слова из песни, часто звучавшей у нас в 70-80-е годы ХХ века. (Ср. Григорий Чухрай, известный кинорежиссер: «Думать об интересах страны, а не о собственных». — 23 мая 2001, в день его 80-летия).
Шовинизм —
крайний национализм, выражающийся в представлении о превосходстве своей нации
над всеми другими. Примерами шовинизма являются такие лозунги: «Германия
превыше всего! (Deutschland
fur
alles)» (Этот лозунг звучал во времена нацистской Германии), «Россия —
всё, остальное — ничто!» (Этот лозунг звучит сейчас в России на
демонстрациях нацболов (членов НБП, партии Э.Лимонова). — 11.04.2006).
Вновь и
вновь повторяют такие строки поэта Тютчева:
Умом
Россию не понять
Аршином
общим не измерить
У ней
особенная стать
В Россию
можно только верить
Эти слова
Тютчева — настоящий поэтический шовинизм. В них утверждается идея исключительности
России.
Вот что
пишут по этому поводу Т.А.Кулакова и Ю.Н.Солонин:
«Обратим
внимание на два комплекса национального самосознания, в которых видны истоки
наших национальных предрассудков, восторженно возбуждаемых к жизни, вместо того
чтобы дать им спокойно умереть. Один из них назовем «чаадаевщиной», отнюдь не
посягая на достоинство и значение великого культурного деятеля П.Я.Чаадаева...
Второй
комплекс обозначим не менее освященным именем: «тютчевщина». От отчаяния
безнадежности мы бросаемся к судорожному переделыванию мира и с восторгом
твердим как заклинание слова Ф.И.Тютчева: «Умом Россию не понять...» А собственно,
почему? И дали ли себе труд те, кто сжился с этой формулой, вдуматься в ее по
сути оскорбительный смысл, оскорбительный для нас и для других. Все подходят
под общую мерку, а мы — нет. По какой причине? Нигде и никогда мы не найдем
ясного ответа на этот вопрос. Подразумевается наша исключительность, но это —
самолюбование, национальный нарциссизм, якобы возвыщающий нас. Вот и на Западе
с этим ныне согласны, но в смысле обратном — унижающем нас. Для нашей
мегаломании оснований нет, для их уничижительного суждения — все.
И что же
в нас непонятного? Вероятно, понятного в нас не менее, а может быть, и более,
чем в других нациях.
См.:
«Новая Россия: духовность, гражданственность, возрождение» С. 15.
О так
называемой «русской идее». В последнее время у нас много говорят о русской идее,
о необходимости иметь такую идею. Я лично против идеи “русской идеи”
Во-первых. Идея “русской идеи” — это всё та же
негодная попытка монополизировать сознание российского общества, навязать ему
какое-то одно понимание национального духа, один вариант национального
самоосознания.
Вспомним, автор “русской идеи” В.С.
Соловьев, полагал, что она заключается в сознании триединства церкви, государства
и общества. “Восстановить на земле этот верный образ божественной Троицы, —
писал он, — вот в чем русская идея” (См.: В.С. Соловьев. Русская идея. —
В: Соловьев В.С. Соч. в 2 т. Т. 2. С. 246). Сколько претенциозности в этом
высказывании! Так запросто он говорит за всех
русских, уверенный в своей правоте. Мало этого, он хочет, чтобы весь мир жил в соответствии с этим
сознанием. Тут тебе и мессианизм не хуже католического и империализм почище британского.
Во-вторых. Это не просто попытка
монополизировать какое-то одно понимание национального самосознания, а вообще
никуда не годная попытка свести всё бесконечное многообразие проявлений
русского духа к одной мысли-идее. Ведь мысль-идея, как правило, выражается в
немногих словах, в одном или нескольких предложениях. Представляете, гигантское
духовное богатство такой большой нации, как русская, сводится к какой-то одной
мысли-идее, к нескольким словам!
Нация не является целостностью,
подобно организму. Она есть целокупность,
статистический ансамбль людей, живущих
в одном государстве, говорящих на одном языке, имеющих одну культуру. Единство
нации держится не на какой-то умственной рефлексии, не на каких-то словах,
произнесенных одним из национальных авторитетов, а на сложном взаимодействии-общении
людей, живущих в одном государстве и говорящих на одном языке.
В-третьих, представление нации в виде идеи
есть попытка заставить людей следовать этому представлению (раз идея, то,
значит, ее надо реализовать, осуществить, воплотить, ради нее можно идти на
смерть или убивать). Русская идея, раз принятая в одной формулировке,
становится — как идея коммунизма или фашизма — императивом-регулятивом поведения,
подчиняющим себе всех говорящих на русском языке. Это самый настоящий русский нацизм.
* * *
Коллективизм — это отрава; с ним как с водкой надо норму знать.
Анатолий Стреляный (“Путешествие в глубинку”)
Я не баран и не собираюсь всю
жизнь блеять одно и то же.
Л.Н. Толстой
О дружбе
Тот, кто лишен искренних друзей, поистине одинок.
Ф. Бэкон 1, 298
Дружба удваивает радости и сокращает наполовину горести.
Ф. Бэкон
Для дружбы любое бремя легко. Гей 1, 298
Я больше всего люблю друга за то, что у него есть недостатки, о которых можно поговорить. Гэзлитт 1, 299
Дружба одного разумного человека дороже дружбы всех неразумных. Демокрит 9, 165
Любящие порицать других неспособны к дружбе.
Демокрит 9, 165
Единомыслие создает дружбу. Демокрит
9, 166
Друг — это другой я. Зенон
Дороже всех даров надежный друг. Еврипид
В радости и друзья узнают нас, в несчастье — узнаем их мы.
Коллинз 1, 299
Кто ищет друзей, достоин того, чтобы их найти; у кого нет друзей, тот никогда их и не искал. Лессинг 1, 300
Выносливость осла познается на неровной дороге, верность друга — в житейских невзгодах. Менандр 1, 300
Скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты.
Неизвестный автор
Мы не столько нуждаемся в помощи от наших друзей, сколько в уверенности, что эту помощь мы от них получим.
Неизвестный автор
Друзья познаются в беде. Поговорка
Не в том суть, от кого ты родился, а в том, с кем ты водишься.
Сервантес 1, 301
Если друг упрекает тебя в каком-либо недостатке, думай всегда, что он сказал тебе еще не все.
Т. Фуллер 1, 302
Не тот друг, кто жалеет, а тот, кто помогает.
Т. Фуллер
У истинных друзей все общее. Цицерон
В мире нет ничего лучше и приятнее дружбы; без нее мир словно лишился бы солнца. Цицерон
Единственный путь найти друга — быть им.
Р.У. Эмерсон 12, 81
Всякая дружба желанна ради себя самой, а начало она берет от
пользы.
Эпикур 9, 220
Из всего того, что мудрость доставляет себе для счастья всей жизни, самое важное есть обладание дружбой.
Эпикур 9, 216
Не друг ни тот, кто постоянно ищет пользы, ни тот, кто никогда
не соединяет ее с дружбой; один торгует расположением, чтобы получить обмен,
другой отсекает добрую надежду на будущее.
Эпикур 9, 221
* *
*
Приятель — это человек, с которым приятно проводить время, не больше.
Лев Евдокимович
Балашов
КОЛЛЕКТИВИЗМ и/или ИНДИВИДУАЛИЗМ